Предыдущий ] Главная ] Оглавление ] Следующий ]


Российское аналитическое обозрение #6, 1997

Сакральный аспект власти

Алла Иванчикова

 

Сегодня власть усиленно заигрывает с Церковью. Политики ищут сближения с ней, пытаясь найти те основания, на которых их власть могла бы обрести законную прочность и силу. Тема усиленно обсуждается в СМИ (например, в "Итогах" Евгения Киселева).

Живым подтверждением этого является и политика Ю.Лужкова.

Мы видели мэра Москвы, принимающего благословение патриарха. Читали статью патриарха "Таинство крещения над Лужковым совершал я" в "Тверской, 13". На наших глазах вырос Храм Христа Спасителя. По ряду таких моментов мы, даже не будучи лично знакомы с Юрием Михайловичем, можем заключить о его глубокой личной религиозности. Без сомнения, этот человек думает о спасении души. Мы еще охотнее верим этому потому, что в противоположность остальным политикам, в народе называемым "подсвечниками", в арсенале Лужкова есть реальные дела, которые видны сегодня всем москвичам.

При этом не забудем упомянуть и о том, что Лужков - прежде всего мэр многоконфессионального мегаполиса и должен, как говорится, по долгу службы, на практике, искать пути взаимодействия с различными религиозными объединениями, организовывая их совместное проживание в городе. Поэтому строится и синагога, и мечеть на Поклонной горе. Недавно была открыта армянская церковь ("Тверская, 13", 17.07.97). И то, что делает Лужков, без сомнения, похвально, несмотря на то, что у многих такой "экуменизм" вызывает непонимание и протест. Ведь очевидно, что любое притеснение мусульман или верующих других конфессий в Москве автоматически вызовет усиление дискриминации русских в нехристианских странах и республиках. Москва, таким образом, является своеобразным "гарантом" безопасности русских в СНГ. Организацию совместного существования верующих разных конфессий в едином пространстве можно было бы назвать административно-хозяйственным экуменизмом, так как здесь задействуются экономические и хозяйственные механизмы.

С другой стороны, очевидно, что сегодняшние проблемы в России не сводятся к хозяйственно-экономическим. Любое экономическое строительство развертывается в пространстве, имеющем определенную, исторически сложившуюся организацию. И всякий, кто берется сегодня за это строительство, действует в условиях, когда сломлены духовные силы народа, когда под угрозой свобода его нравственного самоопределения, его самобытность. И Лужков прекрасно понимает, что когда стоит задача прежде всего сохранить народ и государство от духовной, а значит, и физической гибели, необходимо найти неиллюзорную, неидеологическую, но реальную, действенную точку самоидентификации для русского населения, разбросанного в пространстве (по странам СНГ и по всему миру) и во времени (часть народа живет в дореволюционной России, часть - в СССР, остальные - в американизированном потребительском обществе конца 90-х). Поэтому строится Храм, который по замыслу должен быть "виден" со всех концов страны, как символ старой (дореволюционной), но обновленной (выстраиваемой заново) России. Православие выступает стержнем, вокруг которого может быть стянута российская история, а храм - символом этого стягивания.

Однако на фоне всего этого верующими - да и неверующими тоже - весьма болезненно воспринимаются циничные высказывания Лужкова относительно Таинств ("Я неверующий. Я не причащаюсь, потому что не пью спиртного." "Российские вести", 25.02.97). Подобные факты уже в несколько ином свете представляют действия Лужкова. Неоднозначность позиции мэра в области, где в первую очередь необходимо жесткое самоопределение, вызывает недоумение. Можно даже заподозрить Лужкова в дешевом популизме, желании "заработать очки" в политической борьбе, играя на глубочайших чувствах россиян.

Следующий слабый момент в религиозной политике Лужкова состоит в том, что он, прежде всего, зарекомендовал себя как хозяйственник, решая хозяйственные же проблемы. Точно таким же образом он взялся и за решение проблем в области религии. И взялся решительно. Строительные и восстановительные работы закипели во всех концах Москвы. И конечно, как прагматику ему безразлично: будет ли строиться мечеть, армянский храм или синагога - хочется, чтобы всем в городе было хорошо. Но остается вопрос: на каких основаниях может быть организована совместная жизнь представителей принципиально различных религий и культур. Одних привычных для Лужкова хозяйственно-экономических механизмов здесь будет маловато, поскольку с их помощью можно решать лишь формальные моменты вроде выделения денег и площади для строительства храмов и для открытия школ, где учатся дети разных национальностей. Но при этом не происходит содержательного Диалога, где разные культуры должны быть представлены в высших, предельных образцах. На наш взгляд, власть в первую очередь должна участвовать в организации подобного межкультурного взаимодействия, ибо без этого мультиконфессиональный полис может стать пороховой бочкой этнорелигиозных конфликтов, в которых в ХХ веке погибло больше людей, чем в мировых войнах.

Мы глубоко убеждены в том, что религиозную политику невозможно осуществлять хозяйственными методами. К сожалению, сегодня этому искушению подвержена и сама Церковь. Понимая, что после тяжелых лет большевистского междумирья появилась наконец возможность возрождения церковной жизни, она готова пользоваться лояльностью власти. Церкви сейчас, действительно, очень нужны деньги. Беда только в том, что власть понимается при этом лишь как дающая деньги. Со стороны Церкви мы замечаем тот же самый хозяйственнический подход, что и у Лужкова. Почему это происходит? На наш взгляд, дело в том, что в обществе в целом утрачено понимание сакрального смысла власти, и поэтому сотрудничество Церкви и власти приобрело внешний, а значит, профанный характер.

Это видение было утрачено в 1917 году, после того как в результате заговора был смещен последний российский император. Церковь признала конвенциональность власти, согласившись сначала принимать присягу временному правительству, а потом - сотрудничать с большевиками. Как известно, эти события привели к расколу Русской Церкви. И подобные расколы будут множиться (сейчас уже остро стоит проблема автокефалий как результата сложного переплетения экклезиологии и безблагодатной политики, когда от Церкви требуют, фактически, благословения новообразовавшихся нелегитимных государственных образований, - а почему бы и нет?), подрывая надежду на возрождение русского народа и соответственно Власти, так как Народ и Власть - коррелятивные понятия. Ведь точки разлома до сих пор не устранены и даже не обсуждаются. Обсуждаются же совсем другие моменты: как, например, восстановить в России монархию, посадив на престол Гогенцоллернов, окружив их пожизненными регентами из числа вице-премьеров. Евгений Киселев в программе "Итоги" (13.07.97) хвалится тем, что уже полгода "следит" за темой. К сожалению, такая приватизация темы не только не дает результатов, но даже блокирует возможность ее серьезного обсуждения. Ведь предлагается опять-таки решить вопрос по-хозяйски, по-родственному - знакомая всем шахматная игра должностей и лиц: этого назначить монархом, этого - его заместителем и т.п.

Сакральное - особая сфера. Сакральное не может быть просто объектом воздействия, управления, так как объемлет самого управляющего. Входя в соприкосновение с сакральным, нужно решиться на поиск ответа на вопросы и принять ответственность за участие в ритуале. Ведь ритуал - возможно, единственный механизм формирования народа, а вместе с ним - власти. Даже секулярное сознание чувствует, что ритуал - не только действо, но и действие, то есть имеет действенную силу.

Но ритуал был нарушен - в 1917 году, когда перестали поминать Государя на литургии. И Церковь до сих пор не готова решить этот вопрос. Поэтому сегодняшняя власть, пытаясь восстановить преемственность Власти, а значит, и свою собственную легитимность, должна принять ответственность осмысления вопросов, кажущихся сугубо религиозными, "теологическими".

Дело ведь не в том, чтобы просто восстановить монархию - это ни к чему бы не привело. В 1917 году погибла не только российская монархия - был утрачен архетип царского служения, который передавался в православной традиции из поколения в поколение, начиная еще с Римской империи IV века. Церковь утратила свое видение Власти, а все, оставленное Церковью, неотвратимо теряет субстанциональность, превращается в конвенцию. Власть сейчас - конвенция, неспособная обеспечить собственное воспроизводство даже в течение нескольких лет; и все политические игры - борьба за несуществующую власть. Все силы политика уходят только на то, чтобы удержаться, чтобы его не скинули окружающие престол другие, жаждущие власти, столь же нелегитимные и конвенциональные.

Терминология, выработанная в рамках религиозной традиции, используется (Ю.М. Лужков, "Власть должна служить, а не командовать", "Тверская, 13", ╪22, 1997), но имеет уже иной смысл. Кому должна служить власть? Народу. Каким образом? Создавать возможность для удовлетворения его материальных потребностей. Скажем проще: давать возможность заработать. Это очень важно. Но есть и другой, более исходный момент, который мы и пытаемся обсуждать, а именно: сегодня нет ни власти, ни народа, как таковых, и они лишь должны быть сформированы на пути осмысления собственной судьбы и истории.

Юрий Михайлович, без сомнения, понимает все это. Важно только, чтобы храмы, которые он строит, не превращались в музеи русской истории, в памятники культуры. Ведь храм как памятник культуры есть памятник на могиле культа как живого священнодействия.

 

Предыдущий ] Главная ] Оглавление ] Следующий ]

E-mail: metuniv@dataforce.net